Когда зазвенел будильник, Степан Николаевич решил притвориться, что не слышит. Он лениво отвернулся к стенке и старался не двигаться — видимо, в надежде, что будильнику надоест издавать этот жуткий звук и он замолчит. Но проснуться всё равно пришлось — жена, громко топая, зашла в комнату и крикнула: “Поднимайся, размазня, весь дом разбудишь!”. Степан Николаевич не впервые слышал подобное в свой адрес, но каждый раз это задевало его за живое. Чтобы доказать, что он не размазня, он нашел в себе силы открыть глаза, молча поднялся и, шаркая тапочками, отправился в ванную.

Степан Николаевич очень хотел быть настоящим мужчиной, поэтому выполнял всё, что говорила ему жена, если она добавляла в конце “Мужик ты или тряпка, в конце концов?”. А когда коллеги обращались к нему, начиная просьбу фразой вроде “Помоги как мужик мужику”, Степан Николаевич с трудом скрывал довольную улыбку и не мог им отказать.

По пути в ванную Степан Николаевич заглянул на кухню, где под утренний выпуск теленовостей его жена Нина в чёрном атласном халате с яркими цветами готовила обед, который он сегодня возьмет с собой на работу. Пахло вкусно. Степан Николаевич хотел спросить, что же она готовит, но решил без необходимости не трогать и без того раздраженную жену. Включая свет в ванной, он с лёгкой тоской посмотрел на Нину. Последние десять лет она коротко стригла свои выжженные перекисью волосы: поначалу — чтобы удобнее было работать на даче, а потом, когда участок пришлось продать, — просто по привычке. Уединяясь в душе, он обычно представлял себе Нину, какой она была двадцать лет назад, после их знакомства — стройной, весёлой, кокетливой, но с каждым прожитым годом этот образ тускнел, и поэтому Степан всё чаще думал о Верочке из бухгалтерии.

Верочке было чуть за тридцать, она пришла к ним в компанию около года назад. Она всегда элегантно одевалась, игриво цокала каблучками и очаровательно улыбалась. Ребята из отдела Степана часто шёпотом отпускали за её спиной похабные шуточки, отчего внутри него вскипало ревностное возмущение, но он не подавал виду и смеялся вместе со всеми, иногда только грустно провожая глазами стройную верочкину фигуру.

За год Степан пообщался с ней дважды: в её первый рабочий день, когда директор знакомил Верочку с коллективом — тогда она смущенно пожала хрупкими плечиками и сказала ему “Здравствуйте”, а он, расплываясь в растерянной улыбке, начал судорожно придумывать остроумную фразу, чтобы произвести впечатление на прекрасную новую сотрудницу, но раскрыв рот, обнаружил, что горло пересохло, и он едва слышно шипит что-то невнятное. К счастью, Верочка к этому моменту уже стояла у другого стола и, всё так же мило улыбаясь, знакомилась с другими сотрудниками. Степан протер лоб платком и вернулся к составлению квартального плана.

Во второй раз он виделся с Верочкой в январе, когда принёс в бухгалтерию бумаги на отпуск. Прекрасная Верочка, положив ногу на ногу, сосредоточенно заполняла какие-то документы. Степан Николаевич зачарованно смотрел на неё, стараясь не шевелиться, будто боялся спугнуть её неосторожным движением. Но вскоре Верочка подняла на него глаза и с доброй улыбкой протянула руку за бумагами, которые он принёс. “Вы идёте в отпуск зимой? На горных лыжах будете кататься?”. В ответ Степан кивнул, но тут же смутился, поймав на себе строгий взгляд главбуха Людмилы, которая знала, что он просто побоялся попросить у начальника другие даты. Верочка же подписала приказ о выплате отпускных, протянула его Степану своими тонкими пальчиками и пожелала приятного отпуска. Уходя, Степан ещё раз оглянулся на Верочку — из-под её строгого платья чуть виднелась коленная чашечка, и именно о ней, закрыв глаза под струями воды из душа, мечтал Степан Николаевич.

Светлый образ нежной коленной чашечки растаял за секунду, когда за дверью послышался голос Нины: “Ты что там, застрял? Давай быстрее, Вадик хочет какать”. Тяжело вздохнув и смыв мыльную пену, Степан Николаевич наспех обтёрся полотенцем и пошёл одеваться.

В прихожей Степан посмотрел в зеркало: сначала с жалостью, но потом выправил плечи и сделал гордый решительный взгляд. Получилось неубедительно. Он аккуратно поправил расческой тонкие волосы, прикрывающие наметившуюся лысину, но это заметила жена: “Тоже мне, красавец. За женщинами с работы ухлёстывать собрался? Знаю я их. Да кому ты нужен вообще?”. Степан снова посмотрел на себя с жалостью, убрал расческу в карман пиджака, молча положил в портфель завёрнутый Ниной обед, открыл скрипящую дверь и ушёл навстречу нелюбимой работе, стопкам бумаг, опостылевшим коллегам и робкой надежде, что сегодня ему выпадет случай на пару минут увидеться с Верочкой.